ЦЕЛЬ ГРАНТА — УЗНАТЬ БОЛЬШЕ
Воздержавшись от штампа «Приключения итальянца в...», корреспондент «НВС» выяснял у профессора Римского университета Маурицио Гатти, приехавшего работать в Институт молекулярной и клеточной биологии СО РАН по мегагранту, нечто иное, более относящееся к науке. Хотя и без личных впечатлений не обошлось.
— Расскажите, пожалуйста, о сути вашего совместного проекта: желательно так, чтобы было понятно и не биологу...
— Мы будем заниматься исследованием клеточного деления, или митоза. Это процесс, в котором из одной клетки получаются две. Существует очень сложная клеточная структура под названием «митотическое веретено», которая обеспечивает равное наследование генетического материала между дочерними клетками. Нас интересует механизм работы митотического веретена, поддерживающий наследственность без сбоев и отклонений. Если же дочерние клетки получают неполную или избыточную генетическую информацию, то в случае с человеческим организмом мы можем получить такие последствия как синдром Дауна или злокачественное развитие клеток. Митоз — очень сложный процесс, и чем глубже и детальнее вы понимаете его структуру, тем больше шансов в дальнейшем получить новые инструменты для преодоления опасных заболеваний, и прежде всего раковых.
— Хотелось бы узнать, как организована работа по гранту: что вы делаете сообща с сибирскими коллегами, что порознь...
— В принципе, грант устроен следующим образом. По его тематике я знаю несколько больше моих коллаборантов, но их квалификация достаточно высока для самостоятельной работы в этом направлении. Поэтому моя задача — направить и проконсультировать в тех ситуациях, когда у моих коллег возникают вопросы. Реально грант состоит из 3–4 локальных задач, по каждой из которых работает компактная группа сотрудников вашего института.
— А какой результат предполагается получить на выходе, по завершению гранта?
— Мы занимаемся фундаментальной наукой. И цель гранта — узнать больше об уже известном процессе. Мы хотим понять, как функционирует веретено деления, из каких белков оно состоит, каковы их функции и взаимодействия. Надеюсь, что эти новые знания отразятся в хороших публикациях, которые сообщат о наших результатах. А самая важная задача, которую мы хотим выполнить — это обучение молодых специалистов, чтобы через три-четыре года они смогли встать на ноги и работать как самостоятельные исследователи.
— Сколько времени в течение трёхлетнего гранта вы будете находиться в Сибири?
— Согласно условиям контракта четыре месяца в году я должен работать в России, остальные восемь могу находиться за её пределами. Приехав к вам в первый раз, я понял, что сибирская зима — это вовсе не так страшно, как могло показаться из Италии. В целом ваша страна представилась мне не столь экзотичной: те же пространства, города, учёные...
— Возможно, вы не были в таких местах как Байкал и его окрестности или Алтай?
— Нет, я был на Алтае несколько лет назад. Я бы очень хотел оказаться в районе горы Белуха, правда, не думаю, что смог бы на неё подняться. Хотя годом ранее я ездил в Гималаи, бывал на высоте до 6 тысяч метров. Мне есть с чем сравнивать, вы понимаете...
— Посещали ли вы раньше такие же компактные научные центры, как новосибирский Академгородок? Если да, то каковы будут сходства и различия?
— Я бывал в разных научных, прежде всего, университетских городках. Помимо Римского университета, я также работал во многих зарубежных. Пять лет, например, провёл в Соединенных Штатах: в Калифорнийском (Сан-Диего), Стэнфордском и Корнелльском университетах. Главное отличие состоит в том, что, как правило, на Западе исследовательские институты и лаборатории включены в структуру университетов, а у вас они существуют самостоятельно. Но я знаю, что и ваши институты интегрированы с Новосибирским университетом, поэтому особой разницы не вижу.
Единственное, что выделяет ваш Академгородок, если воспринимать его целостно — это отличие в пропорции исследовательской и преподавательской нагрузки, приходящейся на одного учёного. Здесь больше возможностей заниматься наукой как таковой. Хотя всё зависит от общего подхода, от того, как устроена система. Есть университеты, где сотрудники должны много преподавать, а есть такие, где этого не требуется. Я сам читаю около 70 часов в год и не считаю, что это много.
— Предусматривает ли программа вашего гранта общение со студентами, аспирантами?
— Это само собой разумеется. Я тесно общаюсь не только с теми учёными, с которыми работаю по гранту, но и с научной молодёжью всего института. Только что закончился один из таких семинаров с моим участием, несколько дней назад проходил ещё один. В следующем году, помимо всего прочего, состоится международная конференция «Хромосома-2015», и это будет ещё один способ взаимодействия за рамками гранта с моими сибирскими коллегами, в том числе и начинающими. Кроме этого, я планирую приглашать сюда интересных учёных из-за рубежа на короткий срок, буквально на два-три дня, и они будут очень интенсивно делиться опытом без каких-либо ограничений. Запланированы и такие же краткосрочные визиты учёных ИМКБ в Италию и моих итальянских коллег — в ИМКБ.
— Раз уж речь зашла о перемещениях, то задам обычный в таких случаях вопрос: велика ли ваша семья и как она относится к вашему длительному отсутствию дома? Кстати, где вы живёте в Италии? А здесь?
— Я живу в Фоскатти, в двадцати четырёх километрах к югу от Рима. Это не научное поселение, а просто небольшой городок. В Академгородке меня поселили в квартире в одном из новых высотных домов рядом с Институтом геологии. Это очень приятное место: живописно, красочно, кругом лес... Моя семья — это жена и дочь, которая четыре месяца назад подарила мне внучку. Такая маленькая итальянская семья. Супруга — профессор биохимии, недавно вышла на пенсию и вся в хлопотах с малышкой, поскольку дочь работает. Все заняты собой, всем хорошо.
— Многие учёные-биологи неравнодушны к домашним животным. А вы?
— У меня кошка. Обычная уличная кошка.
Подготовили Андрей Соболевский (ЦОС СО РАН),
Андрей Горчаков (ИМКБ СО РАН)
Фото Юлии Поздняковой
стр. 2
|
