«Наука в Сибири» ГОД ИСТОРИИ СТАРТОВАЛ
|
Подводя итог лекции, профессор С. А. Красильников дал характеристику Феликсу Дзержинскому как основателю советской тайной полиции. По его словам, Дзержинского нельзя представить только в чёрно-белом свете: он был трагической фигурой. Помимо деятельности в
«Меня однажды потрясло его письмо, которое я прочёл в партийном архиве, — сказал С. А. Красильников. — В нём Дзержинский обращался к руководителям партии, уже будучи председателем ВСНХ. Он вдруг осознал кадровую ситуацию по окончании Гражданской войны — в промышленности и экономике. И с горечью констатировал: „Наиболее квалифицированная часть российских инженеров оказались в эмиграции, единицы остались у нас — по каким-то причинам мы их не достреляли в годы Гражданской войны“. Это был крик души человека, который осознал трагизм ситуации и свою ответственность за неё. Он предложил вернуть из эмиграции молодёжь, которой были бы созданы условия для работы. Но мы знаем, какова была судьба тех людей, которые вернулись под гарантии, которые давал Феликс Эдмундович Дзержинский в 1925 году». Завершая свое выступление, профессор С. А. Красильников подчеркнул, что события, о которых в лекции шла речь, были всенародной трагедией — трагедией людей, оставленных без выбора. Долг историков — рассказать об этом.
Доклад Алексея Теплякова вызвал острую дискуссию, что во многом говорит о живой реакции людей на казалось бы столь далекие от нас события. Успокоив вспыхнувшие страсти, заместитель директора ГПНТБ СО РАН Дмитрий Миронович Цукерблат сказал: «Лекция, которую мы сегодня послушали, может вызвать у аудитории разные оценки. Отношение к Дзержинскому в обществе в последние 20 лет было неоднозначным. Тому есть масса примеров. Здесь мы услышали одну из точек зрения на проблему, точку зрения историка-профессионала. Но окончательные точки над „i“ должно расставить будущее».
Вторая лекция цикла, приуроченного к Году истории, состоялась 28 марта. На этот раз послушать научного сотрудника Института истории СО РАН и доцента кафедры отечественной истории НГУ к.и.н. Станислава Геннадьевича Петрова пришли преподаватели вузов, специалисты, учащиеся и религиозные деятели — выступление было посвящено теме взаимоотношения власти и церкви в первые годы после Октябрьской революции.
Тема лекции была заявлена как «Церковь и государство. Изъятие церковных ценностей. Обновленческий раскол», в ней историк коснулся событий 1922 г., когда, по образному выражению Л. Д. Троцкого, наконец-то «Октябрьская Революция докатилась до церкви». Именно в этот год большевики нанесли по церковной организации мощнейший удар, от которого она не оправилась вплоть до конца Великой Отечественной войны. Секретными постановлениями высшего политического руководства страны было решено под прикрытием кампании помощи голодающим изъять церковные ценности и расколоть духовенство и верующих на противоборствующие друг с другом группировки.
Голод 1921 г. унёс жизни миллионов людей. Пик его пришелся на декабрь месяц. Стремление помочь голодающим соотечественникам было в тот момент практически всеобщим. В помощи участвовали и международные организации, и российская общественность, и Православная Российская церковь. Осознать масштабы трагедии, к которой привело, в том числе, изъятие зерна у крестьян в ходе продразверстки, вынуждено было и руководство партии большевиков. Однако цели, которые ставили перед собой победители в Гражданской войне, заключались не только в успешном проведении кампании помощи голодающим, но и в экспроприации якобы для спасения умирающих от голода наиболее ценного имущества церкви. Изъять его в других условиях было абсолютно невозможно.
Но даже массовый голод не смог полностью нейтрализовать духовенство и верующих. Недовольство изъятием церковных ценностей было использовано большевиками для того, чтобы отбить навсегда всякое желание церкви сопротивляться власти. Одной из поставленных задач была фактическая ликвидация независимости и единства церкви, лишение её влияния, с попутным уничтожением наиболее «реакционного» антисоветского духовенства. По поручению Политбюро ЦК РКП(б) решение этого вопроса было возложено на Льва Троцкого.
План большевиков состоял в том, чтобы под завесой шумной кампании в прессе карательно-силовыми мерами раздробить церковь на два лагеря: первый — характеризуемый большевиками как «черносотенный и монархический» — подлежал уничтожению, а предстоятель церкви — патриарх Тихон должен был быть полностью дезавуирован в ходе подготовленных политических процессов с расстрельными приговорами. В ходе раскола формировалось лояльное власти крыло «прогрессивного» духовенства, которое должно было провести контролируемый властью Поместный собор. С этим духовенством, получившим название «обновленческого» и даже «советского», собирались расправиться позже. «Классическая схема „разделяй и властвуй“, которую использовали большевики в отношении церкви, подтверждается и в мартовских 1922 г. письмах Ленина и Троцкого членам Политбюро, в которых фактически предлагается руководствоваться советами Николо Макиавелли», — отметил Станислав Петров.
Согласно марксисткой доктрине, принятой большевиками, переход от феодализма к капитализму обязательно сопровождается церковной реформацией. Эта схема в России получила совершенно причудливое воплощение. Поскольку капитализм в стране оказался неполноценным, то за пятьдесят лет страна фактически шагнула из феодализма в социализм, поэтому, считали большевики, Православная Российская церковь не пережила реформации. Политическое руководство страны твёрдо знало, что церковь, оказавшись в новых социальных условиях, объективно будет стремиться через реформацию освободиться от феодальных пережитков, чтобы адаптироваться к социализму. Застрельщиками этой реформации наверняка будет обновленческое духовенство, полагали большевики, следовательно, необходимо сделать всё, чтобы не дать ей совершиться, а значит после того, как падет «черносотенное» крыло во главе с патриархом, необходимо расправиться и с лояльным власти обновленчеством. Всё это будет способствовать ускоренному изживанию религиозных представлений в широких массах и успешному продвижению из социализма в безрелигиозный коммунизм. Таковы были теоретические основы, призванные в 1922 г. обосновать практику большевиков в отношении церкви, отметил историк.
Реализация плана Троцкого шла с некоторыми проволочками. Они были вызваны, с одной стороны, сопротивлением духовенства и верующих, с другой, «громадьём» большевистских планов и преследуемых целей. Существенную роль здесь сыграла, особенно в деле патриарха Тихона, реакция международного сообщества (в повестке дня стояло дипломатическое признание Советской России зарубежными государствами). В начале мая 1922 г. главу Православной Российской церкви привлекли к судебной ответственности и подвергли домашнему аресту в Донском монастыре. Он неоднократно вызывался на допросы в ГПУ и в конце концов был заключен в Лубянскую тюрьму. Под давлением мировой общественности, благодаря использованию дипломатических средств, в частности, «ноты Керзона», патриарх Тихон был выпущен на свободу в конце июня 1923 г. Несмотря на действия обновленцев и власти, патриарх Тихон продолжал вплоть до своей смерти в 1925 г. оставаться объединяющим началом, сдерживающим провоцируемые властью новые церковные расколы и разделения.
Несмотря на проволочки в планах большевиков — крестьянские выступления, трагические события в Шуе, Смоленске и других городах в марте 1922 г., — реквизиция церковных ценностей была осуществлена, а сама Православная Российская церковь распалась на отдельные части. От полученного удара она не оправилась вплоть до середины Великой Отечественной войны, когда была частично, по конъюнктурным соображениям, восстановлена в правах. Как ни старались большевики, но провести полного отделения церкви от государства им так и не удалось. Византийский принцип симфонии государства и церкви сохранялся и в советский период, но, правда, в совершенно извращенной форме.
Окончательное излечение от навязанных церкви в
Подготовил Виктор Иванов,
ГПНТБ СО РАН
стр. 9