«Наука в Сибири»
№ 38 (2723)
24 сентября 2009 г.

РОДОМ ИЗ ГЕОЛОГИИ...

25 сентября отмечает 60-летие член-корреспондент РАН  В. С. Шацкий, заместитель директора Института геологии и минералогии СО РАН, декан геолого-геофизического факультета НГУ.

Л. Юдина, «НВС»

Когда заходит речь о геологах, сразу так и тянет ступить на романтическую стезю. В голове начинают звучать знакомые мелодии во славу «родственников» солнца и ветра, хочется говорить о суровых буднях, песнях у костра под гитару и многих других атрибутах геологического бытия. Профессия эта многогранная, сулящая не только праздники, но и будни, и тяжкий труд, и напряженное ожидание успеха. Впрочем, у каждого специалиста свой геологический маршрут, своя судьба. Рассмотрим данное заявление на конкретном примере, побеседовав с профессором Шацким, известным специалистом в области геологии, петрологии и минералогии.

Иллюстрация

— Владислав Станиславович, расскажите, как вы стали геологом?

— Это было совсем не сложно. Отец у меня геолог, мама тоже, они закончили Томский государственный университет. Что такое геология, я знал не понаслышке. Дома часто собирались коллеги родителей, а это бесконечные разговоры о профессии, споры, шутки, песни.

— Наверное, с детских лет бывали в экспедициях?

— Нет, отец меня не брал, экспедиции у него были тяжелые, считал, с детьми на маршруте одна морока. Работал он в тех местах, где в настоящее время добывают основное количество нефти России, на севере Западной Сибири — сплошные болота, гнус и все прочие прелести. Хотя в поле я не бывал, но что там происходило, знал в достаточном объеме.

Когда подошел срок, я поступил в НГУ на геолого-геофизический факультет. Потом пришел работать в Институт геологии и геофизики Сибирского отделения, который за прошедшие годы неоднократно менял свое название. Никаких отступлений — геология в полной мере.

— Давайте, в качестве вступления, выполним «обязательную программу» — еще немного поговорим о специфике труда геологов. Наверное пригодность профессии прежде всего проверяется в экспедициях?

— Для начала надо подчеркнуть, что есть геологи-производственники и геологи, занимающиеся научно-исследовательской работой. И в тех, и в других случаях экспедиции, разумеется, значатся в программе. Хотя выход «продукции» имеет разное назначение — наука и практика. Кто-то считает, что геологом надо родиться. Я бы сказал немного по-другому: для начала надо иметь набор соответствующих черт характера. Прежде всего — коммуникабельность. Ведь полевой отряд из нескольких человек бок о бок проводит длительное время. Это как команда космического корабля в замкнутом пространстве.

Выносливость нужна, смелость — это все хрестоматийные вещи! Приходится иной раз проходить за день не один десяток километров, и не по асфальту, а по пересеченной местности, переправляться через бурные горные реки.

— Так и хочется продолжить: не раз рискуя жизнью... А знаете, как-то в беседе с одним многоопытным геологом услышала: главное в экспедициях соблюдать технику безопасности и не разгильдяйничать, не проявлять ухарства. Тогда и опасных ситуаций можно избежать.

— Совершенно с этим утверждением согласен. Мы же не туристы, искатели приключений, которым требуются острые ощущения, выброс адреналина. Мы на работе, нам нужны новые знания, факты, материал. Геологи бдительны, экипированы соответствующим образом. Конечно, бывают ситуации — всего не предусмотришь. Чаще всего молодежь иной раз старается показать свою удаль. Воспитываем!

— Основной научный интерес ваш многие годы связан с алмазом. Образно говоря, с разными его гранями. Являетесь одним из мировых лидеров нового научного направления «Метаморфизм сверхвысоких давлений». Наверное, очень выигрышная тема?

— Я много им занимался, прежде чем вышел на алмазы. Считаю, что менять направления исследований очень полезно. Кандидатская диссертация была посвящена так называемым щелочным породам, в которых искал включения минералов, чтобы определить температуру кристаллизации, узнать, как эти породы образуются.

Несколько лет занимался выращиванием изумруда — разработкой методики. Есть авторские свидетельства, патенты.

Потом Николай Владимирович Соболев пригласил меня в свою лабораторию. Занимались исследованием высокобарических метаморфических комплексов. Работы воспринимались коллегами с большим интересом.

— Добились большой удачи при исследовании алмазоносности метаморфических пород Кокчетавского массива?

— Представили результаты, каких еще не было в мире. Затем удалось найти алмазы в шлифах в виде включений в гранатах, пироксенах, цирконах и других метаморфических минералах. Совместно с академиком Н. В. Соболевым обосновали возможность достижения давления, превышающего 40 кбар, при метаморфизме пород земной коры, что существенно расширяет схему фаций метаморфизма.

— Это считается одним из самых значительных достижений последних десятилетий в области метаморфической петрологии. В чем здесь суть?

— Нам в числе первых посчастливилось показать, что породы, которые находятся на земной поверхности, погружались на глубины порядка 150 км и глубже, а потом возвращались на поверхность. Происходила эксгумация — слово не очень благозвучное, но абсолютно точно отражающее суть процесса. Позднее с академиком Николаем Леонтьевичем Добрецовым разрабатывали модели, показывающие, каким образом все это происходит. Опубликованы статьи о ходе процесса.

Самое интересное заключается в том, что в породах, о которых ведем речь, были обнаружены алмазы (60-70-е годы). Загадка — откуда, как, что тому способствовало? Появилось множество теорий. Удалось показать и доказать, что образуются они прямо на месте, в породах, при высоких температурах и давлениях, когда континентальная плита погружается на большую глубину.

Если в породах, которые обнаруживаются на земной поверхности, есть свидетельства их пребывания под давлением более 25 тыс. атмосфер, считается, они претерпели метаморфизм сверхвысоких давлений. Это, по сути, новое направление в геологии, сравнительно молодое. Начало ему было положено в начале 80-х годов прошлого века, когда французский исследователь Кристиан Шопен обнаружил высокобарическую модификацию кварца — коэсит, которая как раз и образуется при высоких давлениях. Стало понятно, что породы, которые когда-то были породами земной коры, погружаясь на большие глубины, там метаморфизуются.

— Вы упомянули о том, что в породах этих обнаруживаются алмазы. А чаще всего алмаз связывают с кимберлитовыми трубками. «Способ производства» разный?

— В трубках идет другой процесс. Там, наоборот, выбрасываются на поверхность породы, которые слагают глубинные части литосферы. В метаморфических породах, поднявшихся после погружения на поверхность, другие минералы. Эти породы когда-то присутствовали на поверхности Земле, но были существенно преобразованы на глубинах при высоких давлениях и температурах. На тех глубинах, где может образовываться алмаз. Это дорога в двух направлениях: в одном случае — в мантию, в другом — из мантии. Двустороннее движение своего рода.

Хотя, вы знаете, сейчас появляется множество новых теорий, которые делают спорными ранее непреложные утверждения. Современные методы исследования, совершенная аппаратура позволяют по-другому взглянуть на старые факты. Есть возможность изучать нановключения в алмазах. И сразу появляется масса неожиданной информации, наводящей на размышления.

Сегодня можно проанализировать почти всю таблицу Менделеева, каждый ее элемент в точке размером в несколько микрон. Получаемые данные воплощаются в модели, которые зачастую стимулируют новые направления в развитии науки.

Подчеркну особо, что развитие современных методов исследования для науки, которой я занимаюсь, чрезвычайно полезно. Она уверенно и быстро идет вперед. Познаны многие процессы, которые происходят в мантии, земной коре, литосфере. Любопытнейшие факты докладываются на конференциях алмазников, которые проходят каждые четыре года — они позволяют переосмысливать происхождение алмаза, эволюцию нашей планеты.

В конце концов, множество проблем завязаны на происхождении Земли, ее эволюции. Если мы сумеем досконально изучить ее этапы, понять все происходящие процессы, то сможем предсказать, что ожидает человечество в дальнейшем.

— Сейчас по этой чрезвычайно популярной теме накоплен богатейший материал. Геологи наверняка лидируют в области его поставки?

— Геологи, биологи, математики... Много коллективов работает на проблему. Существуют разные гипотезы происхождения Земли, биосферы, моментов их эволюции. В какой-то мере все они близки. Материал подтверждается непреложными фактами, датированием. Сейчас успешно развиваются методы определения абсолютного возраста, что дает ответ на целый ряд ранее нерешенных вопросов.

Проекты по эволюции земли, биосферы — междисциплинарные, что вполне естественно. Тема никого не оставляет равнодушным. Есть данные, что 4 млрд лет тому назад уже был океан, отлагались осадочные породы, даже зарождалась жизнь в простейших формах. Думаю, будущие поколения непременно найдут ответы на все загадки.

— Ростом кристаллов занимаетесь?

— Курирую у нас ростовые подразделения — выращивание алмаза, изумруда, александрита, а так же нелинейных кристаллов. Технологии разработаны в нашем институте. Но время сейчас тяжелое, и на драгоценные камни спрос упал, и на кристаллы, в том числе технические. Надеемся, что это не навсегда. Во всяком случае, интерес к алмазу должен возрасти — он все больше находит применение в разных областях. Если научиться выращивать большие кристаллы, это будет настоящим прорывом.

— Что сдерживает развитие направления?

— Это как раз та сфера, где требуется большое финансирование. Главное назначение науки — исследовательские работы. Но для воплощения идеи нужна готовая технология, стадии НИОКР, что предполагает крупные вложения. Наши исследования ведутся в основном на лабораторном уровне, а разработка технологии предполагает серьезную «обкатку» в условиях, приближенных к производству. Любое предприятие, и это не секрет, требует отлаженного процесса, прежде чем подойти к воплощению идеи.

Конечно, институту хотелось бы и дальше развивать лабораторную методику, которая по ряду позиций передовая в мире. Темп и приоритеты терять нельзя. Если остановиться — обязательно обойдут. Что китайцы, кстати, уже и делают. Потому и создана в Сибирском отделении междисциплинарная программа «Рост и свойства кристаллов». На ней завязаны физики, химики, геологи. Активно общаемся, междисциплинарные контакты очень полезны.

— На чем сегодня концентрируете внимание в научной сфере?

— Все на том же — на алмазе. В лаборатории «Минералообразование при высоких давлениях» у меня группа. Продолжаем исследовать процессы роста алмаза из разных типов месторождений: какова среда кристаллизации, от чего зависят его свойства и реальная структура.

Алмазы добывают в россыпях и в кимберлитах. То есть существуют так называемые коренные источники и рассыпные, существенно отличающиеся по многим параметрам. На северо-востоке Сибирской платформы обнаружены месторождения алмазов, генезис которых неизвестен. Изучая их включения, физические свойства, пытаемся понять, как же они образуются, где еще могут быть подобные. Эта длительная и кропотливая работа, результатом которой может стать выдача рекомендаций для практических геологов.

Другая тема — все то же исследование метаморфических комплексов сверхвысоких давлений. Аспекты чисто научной проблемы: что происходит с породами, когда они погружаются на глубины, степень трансформации, режим плавления. Все напрямую связано с эволюцией литосферы.

— Вы более десяти лет являетесь деканом геолого-геофизического факультета НГУ, который закончили. Какие заботы сегодня особенно одолевают?

— Если я начну все перечислять, то мы, наверное, никогда не закончим беседу. Есть проблемы общеуниверситетские, есть сугубо геологические. К нам приходят хорошие ребята, но у которых очень слабые, не побоюсь сказать, нулевые знания по химии — очень плохо преподается в школах эта дисциплина. Они просто боятся химии, а геологу без химии никак нельзя, ибо вещество состоит из элементов. Кто-то начинает штурмовать эту науку, а другой считает, что он уже и так подвиг совершил, поступив в НГУ, и не напрягается. Результат известен.

Физика у выпускников школ как правило хромает. А геология — наука синтетическая, в естественных науках нужен комплекс знаний.

Потом многие не справляются со сложной программой, бывает, отчисляем прямо после первого курса. Это очень неприятно и болезненно. Но невозможно все время понижать планку, хотя и приходится: иначе и студентов не останется.

Факультет наш всегда славился особой атмосферой, сплоченностью — один за всех, все за одного. В нынешние времена это проявляется, конечно, в меньшей степени, и тем не менее. Наш лозунг — «Гордись, ты учишься на ГГФ!» Как-то шутники буквы поотрывали. Геологи нашли авторов, наказали, сделав особо строго внушение, восстановили девиз.

— Скажите, а кто из геологов-коллег особо вами уважаем?

— Просто не могу перечислить всех — очень длинный список получится. Деканом у нас, когда я учился, был великий ученый академик Владимир Степанович Соболев, который предсказал алмазы на Сибирской платформе. Лекции читали знаменитые люди, со многими из них довелось работать в Институте геологии и геофизики: Н. Л. Добрецов, А. А. Трофимук, Б. С. Соколов, И. В. Лучицкий, Ю. А. Косыгин, В. В. Вышемирский и др. Они много сделали для развития минерально-сырьевой базы нашей Родины.

— Владислав Станиславович, вы еще и заместитель директора института, есть и прочие нагрузки. Наверное, многовато для одного человека? Чем компенсируете дефицит времени?

— Много лет не хожу в отпуск. Взамен — экспедиции, конференции. Профессия геолога дает человеку уникальную возможность увидеть нашу прекрасную Землю во всём её многообразии. Думаю, даже самый заядлый путешественник не посетит тех мест, что предстают перед взором геолога.

Научные встречи — конференции, семинары обязательно сопровождаются геологическими экскурсиями, выходом на объекты. Такого ни в каких турпоездках не встретишь! Какие фьорды мы наблюдали в Норвегии! Все обнажения в результате деятельности ледников — как на ладони!

— Вывод один — лучше вашей профессии на Земле не существует?

— Не знаю. Не имею другого опыта — всю жизнь в геологах!

Фото В. Новикова

стр. 10