«Наука в Сибири»
№ 30-31 (2815-2816)
4 августа 2011 г.
СТРОЙНАЯ НАУКА ФИЗИКА
Тридцатого июля члену-корреспонденту РАН Н. С. Диканскому исполнилось 70 лет. Накануне торжественной даты мы встретились с юбиляром в его рабочем кабинете, чтобы поговорить о жизни и о науке...
Ю. Александрова, «НВС»
 |
— Готовитесь к празднованию, Николай Сергеевич?
— Ну, с основными моментами уже определились. Самым сложным, как ни странно, было отобрать те фотографии, которые можно использовать для юбилейного выпуска. А их — огромное количество!
— Ещё бы — ведь пройден такой путь в науке! А кстати, по вашему мнению, тот давний выбор научного направления был случайным или закономерным?
— Сложно сказать... Пожалуй, однозначного ответа нет — ведь во всём есть элемент случайности, но...
В шестом классе, когда началось преподавание физики, нашим учителем стал выпускник Днепропетровского университета Г. И. Айнштейн. Он рассказывал много увлекательного не по программе, демонстрировал опыты (в школе не было никаких практикумов), мы сами их начали делать вместе с ним. В апреле 1955 года Григорий Иосифович вошел в класс и сказал, что умер великий физик Альберт Эйнштейн. «А вы знаете, что у меня такая же фамилия? В самом деле, если правильно по-немецки прочитать фамилию, она звучит как Айнштайн». И после этого он рассказал о теории относительности, фотоэффекте и квантовой механике. На это ушел целый урок! Вот это и можно назвать той «точкой отсчета», когда у меня появился интерес к науке. Наш учитель излагал всё очень четко, ясно, и мне стало нравиться. Создалось впечатление, что физика — очень стройная наука.
— То есть вопроса, куда пойти после окончания школы, не возникало?
— Я жил тогда в Донбассе. Помню, мой сосед по дому предложил поступать в Московский физико-технический институт, принёс задачники, но они мне показались очень сложными. И тогда я понял, что надо более основательно готовиться, внимательнее изучать то, что уже прошёл.
Этим и занялся: лето, а я сижу, задачи решаю. Вот только с подачей документов ошибка вышла: думал, что экзамены в МФТИ начинаются, как и везде в те годы, первого августа, а оказалось — раньше. Так что в Москву я опоздал. Но тут в газете появилась статья академика И. Н. Векуа, в которой речь шла об университете нового типа — недавно созданном НГУ. И я решил отправиться в Новосибирск. Отец не возражал, а мама, конечно, переживала — такая даль! Её братьев ссылали за революционную деятельность в Сибирь.
— Поступление прошло успешно?
— Ну, сначала из Ясиноватой, места, где мы жили, надо было добраться до Новосибирска. С чемоданом книг я ехал на поезде, в общем вагоне, через Харьков. А в пункте назначения как вышел на вокзале, так и стал оглядываться — где здесь шпиль университета. Думал, что сразу его увижу, как в столицах. Я был хорошо подготовлен (сыграли свою роль задачки, которые решал, собираясь в Москву), набрал 14 баллов по профилирующим предметам и прошёл по конкурсу, хотя он был немалый — пять-шесть человек на место.
— Какие впечатления остались от учёбы? Как выбирали специализацию?
— В Новосибирском государственном университете были очень молодые преподаватели, почти ровесники студентов. Но, имея физтеховскую закалку, они нас хорошо воспитывали. Многие из них и поныне живут в Академгородке, кто-то ушел из жизни.
Важно, что все практикумы имели под собой физтеховскую базу. Потом — практика. Первым моим руководителем стал профессор Ю. Ф. Орлов — знаменитый впоследствии диссидент, приехавший в Новосибирск из Еревана. Он был теоретиком, поэтому и моя работа была расчётно-теоретической. Через год Юрий Федорович уехал, и когда встал вопрос о моем распределении после защиты диплома, я оказался «беспризорным», поскольку как теоретик не был привязан ни к одной лаборатории. Правда, мне пришло приглашение из Еревана, но в это же время руководитель практики студентов НГУ В. Л. Ауслендер предложил работу в Институте ядерной физики. Вот так я и оказался в ИЯФе, на
Подготовка у меня была неплохая, тема диплома — импульсный ускоритель с большими нелинейными полями. Я пытался компенсировать, исправлять с самого начала всякие нелинейности, поэтому, когда пришел на
— Наверное, это и было использовано вами для написания кандидатской диссертации?
— Более того, все мысли, идеи стали основой для монографии «Когерентная устойчивость пучков в накопителях». В итоге мы совместно с моим учеником Д. В. Пестриковым написали книгу на английском языке объемом в 500 страниц, в которой нет ни одной чужой работы, все наши. Представляете, насколько это было плодотворное время! Правда, книга вышла намного позднее, уже когда были поняты многие явления, которые мы исследовали. Ну и, потом, в то время не было теории когерентной устойчивости. Книгу «Когерентная устойчивость пучков в накопителях» американские коллеги называли тогда «золотой библией неустойчивости».
А дальше — работа на коллайдерах. Люди узнали о них только сейчас, а мы занимаемся коллайдерами (ускорителями со встречными электрон-позитронными пучками) уже пятьдесят лет, опередив всех.
— То есть, по сути, все эти годы вы занимаетесь встречными пучками?
— Да, это так.
Николай Сергеевич отходит от рабочего стола к компьютеру, жестом приглашая меня присесть рядом. На экране — презентация. Фотографии, цифры, схемы — основные этапы работы в ИЯФе, стройная линия жизни в науке. И продолжает:
— Здесь всё можно увидеть. Вот проект встречных протон-антипротонных пучков (НАП), 1971 год. Учёные института начали проектировать магниты, электронное охлаждение, вакуумную систему — всё, что для него нужно. Я готов был сделать магниты накопителя антипротонов. Но экспериментов по электронному охлаждению протонов не было. Меня это смущало, и я поговорил с Андрей Михайловичем Будкером и Александром Николаевичем Скринским и предложил сделать модель накопителя антипротонов
Скажу без ложной скромности: всё, за что я брался, у меня получалось. В конце восьмидесятых стали заниматься установкой
Конечно, я всегда много и с интересом работал. Кроме того, в 1966 году начал преподавать в Новосибирском государственном университете. Сначала читал лекции на курсах переподготовки учителей, потом стал вести семинары и лабораторные на физфаке. В 1976 году академик С. Т. Беляев передал поток «фымышат», на котором я шесть лет читал лекции. Далее — был председателем предметной комиссии по физике, а в 1982 г стал деканом, причем, по совместительству, продолжая основные исследования в институте.
— И как же удавалось всё это совмещать — научную работу, административные функции?
— Ну как — за счёт «двойного времени», много сил тратилось. Зато за годы моего деканства в Институт ядерной физики пришли около семисот выпускников физфака — потому что им было интересно. Это был мой поток. Я считаю, для того и нужен декан из института — яркий, харизматичный человек — чтобы за ним тянулись студенты. Когда начинал работать деканом, на физфаке была вольница — двойки, «хвосты», кто-то восстанавливался. Ну, я и стал гайки закручивать. Студенты забегали, стали долги сдавать. Был момент, когда пошли отчисления. Во время Дня физика на одном из общежитий висел лозунг: «Деканы приходят и уходят, а физфак остается». Я говорю: «Ребята, здесь есть и другая сторона — студенты приходят и уходят, а физфак остается».
— А ещё один лозунг: «Наш декан — самый диканский дикан в мире»...
— Да, отношения у нас были очень хорошие. Ну а потом — девяностые годы и мое ректорство. Это было самое тяжёлое время — в университете развал, грязь, долги. Нам грозил колоссальный штраф. Но, слава богу, отбились мы от налоговой, наши бывшие выпускники помогли. Нам вообще предлагали подписать бумагу о банкротстве, всё оборачивалось против университета. Пришлось идти к В. П. Мухе, который был тогда главой администрации Новосибирской области. Он поговорил с кем надо, и проблема решилась.
Понемногу дела стали налаживаться. Позднее, как известно, получили инновационный грант, деньги на капитальное строительство, на проектирование, завершили спорткомплекс госуниверситета. Сейчас второе общежитие достраивают (правда, сначала задумывались студии, а сейчас — кухни на этаже), приступили к главному корпусу НГУ.
Ещё из достижений — открытие шести новых факультетов, хотя поначалу спрашивали, кому это надо и зачем. Зато теперь у нас классический университет. Я всегда считал, что когда гуманитарии находятся рядом с физиками и математиками, то такое смешение наук углубляет и тех, и других.
— Николай Сергеевич, сделано, действительно, многое. А есть ли то, что не закончили, не успели за время ректорства?
— Жалею, что испортили празднование
— И в завершение — что скажете о времяпровождении «вне науки»? Время на увлечения остаётся?
— А как же! Раньше на машинах ездили с друзьями в Казахстан, на Алтай. Да и сейчас я на Алтае отдыхаю, хоть на несколько дней стараюсь вырваться. Ну и семья, дети внуки — это тоже мои «произведения».
Фото В. Новикова
стр. 4